Брат

 Мне было два года, когда мама принесла из роддома крошечный белый сверток, а счастливый и веселый отец сказал:- "Это твой братик, люби его".

Родители положили на пол поверх ковра одеяло, на него распеленатого младенца, специально, чтобы мне было легче присматривать за братиком. Он спал, а я тихо сидел рядом. Мама ушла из комнаты и предупредила, что если братик проснется, то надо сразу звать маму.

Меня переполняло чувство любви к братику, я нежно потрогал хрупкие пальчики младенца, и тот проснулся. Я поцеловал несколько пальчиков братика, и  вдруг укусил один, от этого младенец закатился плачем и посинел лицом.

На крик прибежала мама, взяла на руки и стала успокаивать братика.-"Что случилось"- спросила она. Я испугался и  ответил, что не знаю. Соврал, что братика не трогал.

Конечно, мама сразу увидела след зубов на пальчике братика и сильно шлепнула меня рукой, Прибежавший отец взял меня, плачущего от страха и боли, на руки,  и отнес к бабушкам, те отпоили холодной водой и успокоили. Когда вернулась мама, то бабушки строго отчитали ее за несдержанность, она заплакала и сама извинилась передо мной, приласкала, и я ее простил.

Бабушки потом объяснили мне, что братик "родился в рубашке", а это плохо, и еще он едва не удушился пуповиной, обмотавшейся вокруг шеи. Ничего не поняв, я уловил суть: Братик болеет, и потому мама так дрожит над ним.
Затем я стоически перенес факт отдачи меня в детский сад, и невнимание родителей-  братик закатывался, мама не выходила с ним из больниц. И вообще, когда ты перестаешь быть единственным ребенком, ты меняешься.

Отец работал водителем большегрузных автомобилей, и я исколесил с ним пол-страны, в поездках отец несколько раз в день отец ставил перед своим сидением и "давал порулить". Чтобы брата вылечить, отец пересел работать на ГАЗ-53 на несколько месяцев,  взял командировку в какую-то деревню за 700 км от нашего родного дома. В этой деревне проживала бабушка-татарка, которая умела заговаривать детей.
Руководство автобазы "пошло навстречу" отцу, потому что он был депутатом Горсовета, передовик производства и ударником коммунистического труда. Я трогал рукой красивый депутатский значок на отцовском пиджаке, и видел его фото на стенде автобазы.

Про командировку мне разъяснила мама, рассказав что им троим, с папой и братиком, надо уехать на время. Автомобиль ГАЗ-53 годится для села, отец будет перевозить всякие всякие нужные грузы. Жить все они будут в доме у другой бабушки, папиной матери. И самое главное: Отец будет каждый день отвозить-привозить маму и братика к той бабушке-татарке для лечения. За мной же будут присматривать приехавшие погостить мамины родители, дедушка и бабушка.

Я заплакал втихомолку, но истерик не устраивал, понимал, что братика надо вылечить.

На следующий день в садик меня отвела бабушка, потому что родители и братик уехали спозаранку, пока я спал. Через месяц дождался возвращения родителей и уже здорового братика, которого вылечила старуха-татарка, читая молитвы на нерусском языке, заговаривая хлеб и изюм, которыми мама кормила братика...

Много лет спустя, я пришел на могилу братика спустя два месяца после смерти,  Поправил лопаткой землю, выпавшую за оградку, саму могилу и крест, на это ушло времени минут двадцать.
Достал из сумки термос с очень крепким черным чаем, который любил при жизни мой младший брат Николай, налил немного себе, часть вылил на могилу.

Сухая от летнего солнца могильная земля жадно впитала черный чай, и я вслух напомнил брату тот эпизод с укусом и извинился за него. Постепенно допил свою чашку, все время разговаривая с братом, лежащим в могиле, и изредка подливая на нее чаем. Рассказывал Коле лишь то, что ободрило и развеселило бы брата при жизни. Брат, понятное дело, не отвечал, ведь покойники не говорят, да и нет их в нашем мире живых, но я все равно разговаривал вслух, как будто брат слушал меня. Допив чай, я попрощался с мертвым братом и ушел.

На кладбище  не плакал, потому что не годится взрослому мужчине плакать на могиле и тревожить покойника, но приехав домой, упал на пол и зарыдал. Ну и пусть, ведь никто этого не видел.